— Как за эти годы поменялся подход к формированию коллекции?

— Изначально мы собирали коллекцию международного искусства, но в итоге сфокусировались только на российском и, имея хорошую базу авангарда, соцреализма и так далее, мы все-таки сделали акцент на последние 20 лет. Особенность искусства этого периода в том, что можно было собирать качественные работы музейного уровня. И конкуренции, в принципе, с другими институциями не было, когда у нас были средства, мы могли приобретать. Делали акцент на молодых, на искусство, которое реально можно приобрести и иметь хорошие работы в коллекции.

— Ощущается ли сейчас конкуренция с другими институциями? Наверное, о реальной конкуренции пока говорить рано, я имею в виду за хорошие работы современных художников.

— Да, и Третьяковская галерея сейчас приобретает прекрасные работы в свои фонды, отдел новейших течений, например Мультимедиа арт-музей и множество других музеев, частных институций и коллекционеров. Когда открылся наш музей, мы брали много работ у художников и у других галерей на наши выставки. На тот момент у нас не было денег, и мы не смогли приобрести работы Бориса Орлова, к примеру, и произведения множества других художников. Сейчас все эти работы в частных коллекциях, потому что никто не ждет, когда у музея появятся деньги, частные коллекционеры намного мобильнее, быстрее приобретают работы в коллекцию.

— Уверена, такие программы будут пользоваться все большим успехом. Действительно, многие бизнесмены-меценаты признаются, что одной из причин поддержки культуры является непохожесть на их повседневную жизнь, полную прагматизма и стрессов. Для тебя искусство – все же работа. Что тебе помогает справляться со стрессами?

— Для меня искусство это не просто работа, а также и отдых. Когда я посещаю выставки по всему миру, насыщаюсь искусством, это дает определенное расслабление. И конечно, когда сам занимаюсь искусством, я отдыхаю.

— Интерес к современному искусству в целом растет, и деятельность музея приносит плоды. Как это отражается на посещаемости и какая выставка за все эти годы была самой посещаемой?

— Самая посещаемая выставка – Маурица Эшера, за небольшое время, которое она длилась – два месяца, ее посетило 118 000 человек, вторая по посещаемости – выставка Энди Уорхола. Безусловно, посещаемость и интерес людей растет. Очень большая акция, которую делает департамент культуры – «Ночь музеев» показывает, что приток посетителей увеличивается с каждым годом. Тем более что сегодня очень много конкурентных площадок; можно выбрать «Ночь музеев», пойти в парк, в Манеж, другие места, которых, допустим, пять лет тому назад не было. И люди все равно делают выбор в сторону музеев, в том числе ММОМА. У нас побывали 14 000 человек, несмотря на то что погода была ужасной в последние годы. Конечно, главное – необходимо выходить за рамки, очень важно не стоять на одном месте и всегда расширять грани. Мы запустили к 80-летию Московского метрополитена совместный проект и оформили работами из нашей коллекции вагон поезда. Теперь каждый, кто пользуется метро, видит коллекцию нашего музея, выставляет в Instagram, это большая возможность пригласить новых зрителей в музей, показать им, чем мы занимаемся.

— Какие крупные проекты планируются в ММОМА осенью?

— На Петровке у нас открылась выставка коллекции Центра искусств в Мадриде, туда передали коллекцию фонда ARCO. Там возникла уникальная ситуация – Испания после ухода Франко была, можно сказать, замкнутым регионом, страной, где не было международных галерей, не было международного искусства. И чтобы развить этот рынок, создали государственный фонд, который поддерживал международные галереи и покупал у них известных художников. За 40 лет они собрали фантастическую коллекцию, в которой потрясающие работы Аниша Капура, Марины Абрамович, Зигмара Польке и других художников. Очень сильная работа была проведена над тем, чтобы приобретать у галерей великих мастеров, современных на тот момент. И сейчас эту коллекцию передали государству, музею. И вот мы привозим ее. С российской стороны будет наш куратор Елена Яичникова, с испанской – директор музея Ферран Баренблит.

— Как ты все успеваешь: поддерживать постоянную работу четырех площадок, участвовать в работе общественного совета Министерства культуры и многое другое?

— Есть я, есть музей, есть команда. Безусловно, без потрясающей команды музея – динамичной, интересной, профессиональной – ничего бы не было. Все отделы музея – выставочный, PR, хранение и другие – работают над тем, чтобы делать интересные проекты, и надо делегировать и давать возможность каждому сотруднику заниматься тем, что он любит. И я люблю работать, выходные с семьей, а все остальное время – в музее.

— Учитывая твой возраст, 37 лет, у тебя уже большие достижения не только в профессиональном плане, но и в семейном, четверо детей – это успех и твой, и твоей супруги Киры. Это грузинский, кавказский подход к жизни?

— Не знаю, наверное… Бабушка так воспитала с детства, я рос с дедушкой, и в раннем возрасте я переехал в Америку с бабушкой, потом мой брат, то есть я был за старшего с 11-12 лет. Поэтому очень рано появилась ответственность, множество дел приходилось делать. Я не обращаю внимания на свой возраст и не люблю о возрасте говорить. Главное – это то, что ты делаешь.

— Почему так?

— Сейчас меньше, а до этого, когда плотно занимался международной деятельностью музея, приезжал за границу, например, когда был комиссаром российского павильона, и постоянно слышал возгласы, особенно от американцев: «Ой, какой молодой! Как? В таком возрасте!».

— Если говорить о твоем творчестве как художника, живопись, фотография – это влияние Зураба Константиновича?

— Я вырос у него в мастерской, и, безусловно, первая живопись, которую сделал, была похожа на его работы. Влиянию никуда не деться. Потом, когда я пошел учиться, специально поступил после школы в институт в Америке. Был выбор пойти в Тбилиси в Академию художеств или в Москве в Суриковский институт, обе школы прекрасные, но я хотел пойти в тот институт, где не имела бы значения фамилия. Не было бы никаких поблажек, я вообще люблю сам достигать тех целей, которые ставлю перед собой. И пошел в Parson's School of Design, потом уже в Школу визуальных искусств. И дедушка на протяжении всего моего обучения фактически не хвалил. Когда я сделал дипломную выставку в Школе визуальных искусств, он впервые за все обучение сказал: «Молодец!». Для меня это было высочайшее признание. Потом я вернулся в Москву, продолжил заниматься искусством, участвовать в выставках, но чем больше музей стал развиваться и приобретать динамику, тем больше стал времени уделять работе по управлению музеем, а не своему творчеству. Но все равно пытаюсь совмещать.