Пустынная местность была покрыта тонким слоем снега, из-под которого изредка
виднелись первые степные цветы. Это было 22 марта 1995 года, когда Валерий Владимирович
Поляков вернулся на Землю спустя 437 дней 17 часов 58 минут, проведенных в космосе.
Пустынная местность была покрыта тонким слоем снега, из-под которого изредка виднелись первые степные цветы. Это было 22 марта 1995 года, когда Валерий Владимирович Поляков вернулся на Землю спустя 437 дней 17 часов 58 минут, проведенных в космосе.

Валерий Поляков, космонавт
Фото сделано на месте приземления в Казахстане, 22 марта 1995 г., после 438 суток полёта
Это абсолютный, до сих пор никем не превзойденный рекорд по длительности нахождения в космическом пространстве за один полет. Приземлившись близ Байконура, Поляков ступил на землю уверенно, самостоятельно дойдя до ближайшего стула. Он выглядел «здоровым и сильным, словно бы смог побороть медведя» — так описал его американский астронавт Норман Тагард.

Живая легенда, космонавт 1-го класса и трижды обладатель звания героя Валерий Поляков совершил два полета общей длительностью в 678 суток 16 часов 33 минуты, в ходе которых изучал реакции человеческого организма на невесомость. Будучи доктором медицинских наук, он проводил эксперименты и наблюдал за состоянием здоровья экипажа, подготавливая необходимую базу для будущих сверхдолгих полетов, в первую очередь на Марс.

Взять интервью у человека столь «неземного» было непросто. Единственное, что мы знали, — Поляков живет в Москве и крайне не любит общаться с прессой. Сначала попросили знакомых журналистов найти его контакты. Безуспешно. Далее сами нашли несколько адресов, отправили своего человека, но по истечении недели безрезультатных звонков в дверь и даром засорявшихся почтовых ящиков стало ясно, что в квартирах этих никто не живет. За отсутствием выбора мы обратились к лицам более уполномоченным, и первая зацепка нашлась — друг Валерия Владимировича, кандидат медицинских наук, Белаковский Марк Самуилович, который после пары бесед с нашим героем с сожалением оповестил нас о том, что Поляков давать интервью отказывается по причине отсутствия свободного времени.
Однако чуть позже нам помогли связаться с еще одним человеком, приближенным к Полякову, кандидатом наук Рустемом Каспранским, который пообещал убедить Валерия Владимировича с нами связаться. И обещание сдержал, предложив достаточно не- обычную форму связи: нам полагалось позвонить Полякову на домашний телефон строго в определенное время, когда будет включен автоответчик, начитать вопросы и оставить свои данные для обратной связи. И мы бы так и сделали, но автоответчик был выключен. Впоследствии пришлось снова обращаться за помощью к нашим инкогнито, чтобы позвонили Каспранскому и уточнили, все ли в порядке и какой теперь план действий. В итоге оказалось, что празднование Дня космонавтики помешало свершиться нашим планам, но автоответчик обязательно будет включен не позднее чем в 10:00 следующего дня. К слову сказать, общение наше совершилось напрямую, без вмешательства автоответчиков, электронных ящиков и голубиной почты, во время которого Поляков рассказал нам о Земле, Марсе и человеке.
— Вы ведь сами предложили проект сверхдолгого нахождения в космосе, до вас, как и после, никто так долго на станции не находился. Как так получилось?

— Весной 1992 года на фоне перестроечного хаоса во многих промышленных отраслях, науке и космонавтике в том числе я, считавшийся уже опытным и хорошо зарекомендовавшим себя космонавтом, в своем первом 8-месячном полете предложил себя главному конструктору для 1,5-2-летнего полета на орбитальный комплекс «Мир». Главным смыслом, задачей и целью моего предложения было доказать принципиальную медико-биологическую, медико-санитарную и психофизиологическую возможность перспективного полета человека на Марс. Такова была моя гражданская и профессиональная позиция в то смутное время.

— Страшно было?

— Страшно было перед первым полетом, в 1988 году, тогда летали Муса Манаров и Владимир Титов. Я должен был обследовать их и подготовить, в случае если экипаж оказался бы в плохой форме. Меня отправили к ним на середине их годового полета. И честно скажу: шел к ним со страхом. Я ведь не знал, как они изменились психологически. Такой длительный полет! Ведь даже на Земле во время экспериментов, имитаций долгих полетов, когда люди год находились в замкнутом пространстве, случались конфликты, развивались нетерпимость, раздражительность. В тех условиях мозг человека сильно устает. Но я зря беспокоился. Все прошло хорошо. Они и физически были в хорошей форме благодаря специальным занятиям, понимали, что необходимо сопротивляться. Многому меня научили.
— Как сложилось общение с ними?

— Приняли меня с большим удовольствием. Там уже были признаки психоастенизации. Космонавты потом честно признались: мол, хорошо, что приехал, а то мы на друг друга уже смотреть не можем. Они, конечно, не конфликтовали, люди интеллигентные. Но друг с другом общаться у них интереса уже не было. Когда я прилетел, меня засыпали вопросами о том, что на Земле происходит, какие новости.

— А психоастенизация — это?

— Это явление психолог Мясников подробно описал и для обыденной жизни. Оно было еще до моего полета, поэтому я о ней уже знал. Это состояние психической истощенности из-за постоянного стресса, гиповитаминоза. Результат общей усталости и психологической, и физической. Психоастенизация по-разному выражается, это могут быть страх, паника, потеря сна.

— На почве психологической усталости случались конфликты?

— Всякие ситуации случались. Было так, что и гипертрофировали свои мелкие обиды (конфликтовали), не разговаривали неделями, подолгу, но до мордобоя... история отрицает.



А как это возможно, находясь в замкнутом помещении?

— На самом деле возможно. Не мы первые обнаружили, что можно находиться больше года в крошечном пространстве размером не больше 3-комнатной квартиры и вообще не разговаривать. Появляется некая интровертность, несмотря на то что я общительный человек.

— Вообще, каково это: почти 438 дней в одном помещении?

— Однажды кто-то сравнил это с тюрьмой, я тогда ответил, что здесь разная мотивация. Ведь тюрьма — это наказание в общепринятом понимании, а тут — мечта и работа ради нее.

— Что самое тяжелое в психологическом плане?

— Много таких факторов, как изоляция, отсутствие информационных потоков, потеря сна, вплоть до отсутствия личной жизни. В данном случае служба психологической поддержки отправляла нам разные материалы: письма от родных и друзей, периодику, фильмы, аудиозаписи по вкусам. Но справиться со всем можно, все зависит от настроя.

— Какие были у вас духовные тренировки, чтобы справиться с психологическими трудностями?

— Нас обучали приемам психологической релаксации и регуляции. Прекрасно помогали наблюдения Земли, звезд, фотографирование необычных небесных и земных явлений.
— А в физическом плане? Каков был распорядок дня?

— Самая главная задача — не адаптироваться к невесомости. Там все процессы замедляются на 30%. Идет потеря кальция, обезвоживание, атрофия мышц (в невесомости ведь они не так нужны), постоянная радиация (за полтора года я получил 15 рентген). Поэтому необходимо изматывать себя специальными тренировкам до седьмого пота, чтобы вернуться домой здоровым. В день я занимался не менее двух часов, чтобы оставаться в тонусе, и следил, чтобы и экипаж тоже. Нужно меньше спать, меньше есть, потому что, питаясь там так же, как на Земле, поправляться будешь намного быстрее. Следует понимать, что в космосе можно вести замечательный здоровый образ жизни, главное – не менее двух часов специальных тренировок и выверенная, сбалансированная диета. Я это все знал и до полета, даже работу писал на тему «Особенности обмена веществ человека в длительных космических полетах».

— Наверное, нужно очень сильно любить свою работу, чтобы подвергать себя всем этим лишениям, опасностям.

— Я на самом деле люблю свою работу, всегда говорю, что я фанат своего дела. И я мог бы и дольше пробыть в космосе, вернулся ведь не потому, что захотел, там техническая проблема была. Но зато вернулся с твердой убежденностью и всеми доказательствами, что летать можно сколько угодно, на сверх длинные дистанции, например на Марс. Вообще-то, за 438 суток по дальности я налетал 280 миллионов километров, этого с запасом хватает, чтобы долететь до Марса и вернуться обратно.
29 АВГУСТА 1988 ГОДА С БАЙКОНУРА СТАРТОВАЛ КОРАБЛЬ СОЮЗ ТМ-6
С ЭКИПАЖЕМ
В СОСТАВЕ ВЛАДИМИРА ЛЯХОВА, ВАЛЕРИЯ ПОЛЯКОВА
И АФГАНСКОГО КОСМОНАВТА АБДУЛЫ АХАДА МОМАНДА.
— Что для вас значит Марс?

Марс всегда вызывал интерес. Это была мечта еще Сергея Королева. По подсчетам, долететь до Марса можно за восемь месяцев, соответственно, за столько же и вернуться. Такой же дальности полеты уже совершались, поэтому добраться до планеты вполне реально. Если честно, я, может чуть раньше и сам бы полетел, пока знания и здоровье позволяют, да вот марсианские проекты отложили до 2030 года, когда изначально посадка на Марсе планировалась в 2018 году. Полет на Марс достаточно безопасен при верном режиме.

— Стать космонавтом тоже было мечтой?

— Меня с юности влекла экстремальная медицина, я ведь даже учился в ординатуре Института медицинской паразитологии и тропической медицины им. Е. И. Марциновского, но диссертацию там защищать не стал. Когда был студентом, к нам пришел Борис Егоров, доктор медицинских наук, совершивший полет в 1964 году. Я тогда загорелся, ведь он, как и я, был врач и смог полететь в космос. В Институт медико-биологических проблем приняли только со второго раза по благословению профессора Гуровского, одного из основоположников космической биомедицины. Я тогда ездил в «Энергию» и Звездный городок, ходил на Тянь-Шань, занимался вопросами выживания. Постоянно проходя курсы квалификации, обретая новые знания, я мечтал полететь в космос и ждал такой возможности. В итоге через 20 лет от подачи заявления в отряд космонавтов дождался и налетал за 2 полета на станции «Мир» 679 суток.

— Вернувшись домой, что сделали в первую очередь?

— После приземления хотел самостоятельно выйти. Хотел опять-таки показать, что с последствиями долгих полетов бороться можно. Я самостоятельно дошел до стула, сел на него, закурил сигарету и пригубил немного бренди. Ну, само собой, встреча с семьей, женой. У меня на тот момент были уже внучка и внук, родившийся за время моего полета.

— Сейчас ваши внуки уже взрослые, как вы относитесь к интересам и стилю жизни молодежи, поколению интернета, планшетов и сотовых телефонов?

— C'est la vie. Рад за них, но мы и без этих игрушек много чего, в том числе и для них, натворили.

— Долго после полета восстанавливались?

— На самом деле, первые три недели были достаточно сложные в плане ментального и физического восстановления, но по истечении этого времени я почти полностью адаптировался.

«ЗА 438 СУТОК ПО ДАЛЬНОСТИ Я НАЛЕТАЛ 280 МИЛЛИОНОВ КИЛОМЕТРОВ, ЭТОГО С ЗАПАСОМ ХВАТАЕТ, ЧТОБЫ ДОЛЕТЕТЬ ДО МАРСА И ВЕРНУТЬСЯ ОБРАТНО»
— После полета в открытый космос как поменялось ваше отношение и видение жизни?

— Я стал более верующим, поневоле станешь, когда увидишь эту непостижимую красоту. Захотелось оберегать Землю, относиться к ней с большим уважением. То, что делает с ней человек, поистине страшно. Оттуда ведь все видно — и пожары, и взрывы. Я считаю, что человечеству пора остановиться, потому что, смотря со стороны, поражаешься тому, насколько Земля беззащитная и маленькая

— Какой у вас сейчас распорядок дня?

— Я уже 7 лет на заслуженном отдыхе, но заботам земным (правда, приятным, хотя и сложным) конца не видно: стал прадедом двойняшек Миши и Маши, а с ними заботы почти космические, но я ведь гипердипломированный врач-космонавт-исследователь высшего разряда.

— Какие свои главные персональные качества можете выделить?

— Целеустремленность, любовь к ближнему, к Земле с ее притяжением, терпение к страданию. É

Interview: Étage Magazine
Illustrations: Étage Magazine
Date: June, 2014