– Где вы учились или еще учитесь?
– Я получила степень бакалаврав Central Saint Martins School of Art and Design в 2011 году. По окончании учусь жизни, бесплатно и без диссертаций.
– Позиционируете ли вы себя как художник из Казахстана? Насколько география для вас важна?
– Да и нет, я родилась не в Казахстане, но выросла в семье казахов. География не важна для меня сама по себе, но исток корней очень важен. Это частица тебя, и именно из этой частицы обычно прорывается самое чистое дело, будь это искусство, литература или другие таланты и способы самовыражения. Я в жизни кочевала по всей Центральной Азии, сама наполовину казашка, и поэтому обычно представляю Казахстан, Узбекистан или Кыргызстан на выставках в мире. Мой дом – Центральная Азия.
– Где вы учились или еще учитесь?
– Я получила степень бакалаврав Central Saint Martins School of Art and Design в 2011 году. По окончании учусь жизни, бесплатно и без диссертаций.
– Позиционируете ли вы себя как художник из Казахстана? Насколько география для вас важна?
– Да и нет, я родилась не в Казахстане, но выросла в семье казахов. География не важна для меня сама по себе, но исток корней очень важен. Это частица тебя, и именно из этой частицы обычно прорывается самое чистое дело, будь это искусство, литература или другие таланты и способы самовыражения. Я в жизни кочевала по всей Центральной Азии, сама наполовину казашка, и поэтому обычно представляю Казахстан, Узбекистан или Кыргызстан на выставках в мире. Мой дом – Центральная Азия.
– Я получила степень бакалаврав Central Saint Martins School of Art and Design в 2011 году. По окончании учусь жизни, бесплатно и без диссертаций.
– Позиционируете ли вы себя как художник из Казахстана? Насколько география для вас важна?
– Да и нет, я родилась не в Казахстане, но выросла в семье казахов. География не важна для меня сама по себе, но исток корней очень важен. Это частица тебя, и именно из этой частицы обычно прорывается самое чистое дело, будь это искусство, литература или другие таланты и способы самовыражения. Я в жизни кочевала по всей Центральной Азии, сама наполовину казашка, и поэтому обычно представляю Казахстан, Узбекистан или Кыргызстан на выставках в мире. Мой дом – Центральная Азия.
«В данный момент я роюсь
в душе, в истине моей культуры, в истине убежавших от родины,
в иммигрантской душе»
в душе, в истине моей культуры, в истине убежавших от родины,
в иммигрантской душе»
Аза Шаде
– Автор или текст, который повлиял на вас больше всего?
– Текст это и есть автор. Без автора нет текста, и без текста нет автора. Влияет все и одно или ничего. Мой любимый писатель – Даниил Хармс, его тексты это его душа; не услышав и не поняв души, ты не узнаешь, какие у души имя и лицо.
– Откуда вы берете идеи для своих работ?
– Клише: отовсюду. И на самом деле отовсюду. Если быть совсем точной, я не беру идеи, они сами приходят; а когда приходят, поток настолько большой, что во время произведения забываешь, откуда и как дошло. Да это и неважно.Например, идея картины «Казахские любовники на поляне» пришла в голову, когда я ждала автобус на остановке в Лондоне. Идея – это будущее, прошлое, настоящее.
– О чем ваши работы? Есть ли одна тема, которая особенно актуальна для вас и которую вы исследуете?
– В данный момент я роюсь в душе, в истине моей культуры, в истине убежавших от родины, в иммигрантской душе. Часто задумываюсь, как бы сделать работу о позиционировании двух сторон «душа – родина – небытие» и «убежище – уют – Европа». Но чем больше я в Европе, тем больше понимаю, что дом и есть убежище. Исследую, как быть, когда есть идеи, но хочется выйти за пределы фотокадра, видео или холста. Тем всегда много, но сложно выбрать, какую именно исследовать до глубины.
– Какая самая важная вещь в вашей студии?
– Что ее нет.
– Какую последнюю выставку вы посетили?
– Которую курировала в Гастингсе, Восточный Сассекс. Выставила художника Roland Jarvis. Это потрясающий худож- ник, аниматор, скульптор. Была настолько вдохновлена его ра- ботами, что принялась сама за дело с целью показать его публи- ке, хотя в публике он не нуждается.
– Художественная работа, которая вдохновила или впечатлила вас больше всего?
– «Герника» Пабло Пикассо, 1937 год.
– Что вас раздражает в арт-мире?
– Люди, которые забыли о труде мозга и тела, которые выплескивают какой-то мелкий позыв и называют это искус-ством, которые не трудятся. И люди, которые называют себя художниками, когда за спиной малое количество работ, но сот-ня выставок. Это очень раздражает.
– Каким произведением искусства вы бы хотели обладать?
– Башней Татлина (это памятник III Коммунистического Интернационала).
– Над каким следующим проектом вы работаете?
– Работаю над зданием Observer BLD, построенном в 1920 году в гастингсе, Восточный Сассекс. Это громадное здание в стиле ар-деко простояло пустым без дела 30 лет. Я взялась за этот проект как креативный директор и хочу задействовать публику, сделать с ним что-то невероятное. Это масштабный художественный проект, на который я смотрю не только как художница, но и со стороны зрителя и посетителя.
– Что ее нет.
– Какую последнюю выставку вы посетили?
– Которую курировала в Гастингсе, Восточный Сассекс. Выставила художника Roland Jarvis. Это потрясающий худож- ник, аниматор, скульптор. Была настолько вдохновлена его ра- ботами, что принялась сама за дело с целью показать его публи- ке, хотя в публике он не нуждается.
– Художественная работа, которая вдохновила или впечатлила вас больше всего?
– «Герника» Пабло Пикассо, 1937 год.
– Что вас раздражает в арт-мире?
– Люди, которые забыли о труде мозга и тела, которые выплескивают какой-то мелкий позыв и называют это искус-ством, которые не трудятся. И люди, которые называют себя художниками, когда за спиной малое количество работ, но сот-ня выставок. Это очень раздражает.
– Каким произведением искусства вы бы хотели обладать?
– Башней Татлина (это памятник III Коммунистического Интернационала).
– Над каким следующим проектом вы работаете?
– Работаю над зданием Observer BLD, построенном в 1920 году в гастингсе, Восточный Сассекс. Это громадное здание в стиле ар-деко простояло пустым без дела 30 лет. Я взялась за этот проект как креативный директор и хочу задействовать публику, сделать с ним что-то невероятное. Это масштабный художественный проект, на который я смотрю не только как художница, но и со стороны зрителя и посетителя.
«После трех лет пребывания в Лондоне я навестила родных в Бишкеке. Внешний фон в сравнении двух стран резко бросался в глаза. Но никакие стильные интерьеры и дизайн помещений в зданиях туманного Альбиона не способны затмить собой романтику постсоветских пространств и комнат с их историей, цветами и кинематографичностью. Старые стены и окна, ковры и игрушки, бабушкин сундук в углу – все это создает непередаваемый колорит, который забыть невозможно. Вдохновение возникло, когда я посетила дом своих подруг в Бишкеке. Мне захотелось запечатлеть этих девушек в их комнатах. Голубые видеокадры на заднем фоне на каждой фотографии – то, что я снимала из окна такси, когда ехала к своим моделям».
– Где вы учились или еще учитесь?
– В 2009 году я окончила Алматинский колледж строительства и менеджмента по специальности «архитектор», а с 2012 года учусь в Германии в Мюнхенской академии художеств (Akademie der Bildenden Künste Munchen).
– Автор или текст, который повлиял на вас больше всего?
– 10-й том из собрания сочинений Эдуарда Успенского с повестью-страшилкой «Красная рука, черная простыня, зеленые пальцы», который папа прочитал мне за один вечер, когда мне было шесть лет. Это, пожалуй, был первый текст, который повлиял на меня. На данный момент есть Вальтер Беньямин, Сюзан Зонтаг и Джон Бергер. Мне очень нравится, про что и как они пишут, как используют язык, как они внимательны к деталям. Мне нравится их структура видения вещей и подход.
– В 2009 году я окончила Алматинский колледж строительства и менеджмента по специальности «архитектор», а с 2012 года учусь в Германии в Мюнхенской академии художеств (Akademie der Bildenden Künste Munchen).
– Автор или текст, который повлиял на вас больше всего?
– 10-й том из собрания сочинений Эдуарда Успенского с повестью-страшилкой «Красная рука, черная простыня, зеленые пальцы», который папа прочитал мне за один вечер, когда мне было шесть лет. Это, пожалуй, был первый текст, который повлиял на меня. На данный момент есть Вальтер Беньямин, Сюзан Зонтаг и Джон Бергер. Мне очень нравится, про что и как они пишут, как используют язык, как они внимательны к деталям. Мне нравится их структура видения вещей и подход.
«Иногда мне бывает сложно выстроить в словесную конструкцию свое видение или ощущение, и тогда просто остается следовать интуиции и одержимости к рабочему материалу и процессу»
Гайша Маданова
– Позиционируете ли вы себя как художница из Казахстана? Насколько география для вас важна?
– Если рассматривать этот вопрос в контексте места рождения, то да, я – художница, которая родилась в Казахстане, и это факт. И когда я принимаю участие в выставках или проектах, можно найти упоминание о том, что я из Казахстана. Но если рассматривать этот вопрос в контексте построения стратегии, то я не совсем уверена, позиционирование в данном случае подразумевает создание впечатления и ассоциаций, то есть размещение себя в головах других людей с целью получения необходимой реакции. Возвращаясь к истокам слова «позиционирование», которое отсылает к рыночной экономике, возникают вопросы: зачем? для чего? почему? Что это значит сегодня в контексте ситуации и времени, в котором мы живем, когда большинство людей существует в пространстве интернета, с неиссякаемым высокоскоростным потоком аудио- и визуальной информации, безграничными возможностями свободно путешествовать по миру, адаптироваться и присваивать себе разные виды культур, быть художником из Казахстана? Как меняется наш персональный культурный фон? Конечно, культурный и исторический контекст страны, в которой родился художник, играет важную роль, так же как традиции, воспитание, образование и ситуация в которой он находится. Это все впоследствии оказывает некое влияние на искусство и эстетический язык, которым пользуется художник. Но мне кажется, влияние – это не то, что создает искусство, а некий фон, пища для размышлений.
– Откуда вы берете идеи для своих работ?
– www.wheretofindanartideas.org – загляните, очень интересно.
– Если рассматривать этот вопрос в контексте места рождения, то да, я – художница, которая родилась в Казахстане, и это факт. И когда я принимаю участие в выставках или проектах, можно найти упоминание о том, что я из Казахстана. Но если рассматривать этот вопрос в контексте построения стратегии, то я не совсем уверена, позиционирование в данном случае подразумевает создание впечатления и ассоциаций, то есть размещение себя в головах других людей с целью получения необходимой реакции. Возвращаясь к истокам слова «позиционирование», которое отсылает к рыночной экономике, возникают вопросы: зачем? для чего? почему? Что это значит сегодня в контексте ситуации и времени, в котором мы живем, когда большинство людей существует в пространстве интернета, с неиссякаемым высокоскоростным потоком аудио- и визуальной информации, безграничными возможностями свободно путешествовать по миру, адаптироваться и присваивать себе разные виды культур, быть художником из Казахстана? Как меняется наш персональный культурный фон? Конечно, культурный и исторический контекст страны, в которой родился художник, играет важную роль, так же как традиции, воспитание, образование и ситуация в которой он находится. Это все впоследствии оказывает некое влияние на искусство и эстетический язык, которым пользуется художник. Но мне кажется, влияние – это не то, что создает искусство, а некий фон, пища для размышлений.
– Откуда вы берете идеи для своих работ?
– www.wheretofindanartideas.org – загляните, очень интересно.
– О чем ваши работы? Есть ли одна тема, которая особенно актуальна для вас и которую исследуете?
– Я работаю с различными медиа и техниками: фото, видео, инсталляции, объекты, шелкография, коллажи, нитрофроттаж. В последнее время меня интересует процесс восприятия визуального опыта через призму личной истории: как информация, которую мы получаем с помощью зрения, трансформируется в сознании. Какие образы мы храним и какой редакции они подвергаются в сознании. Какова дальнейшая история этих изображений, воспроизведение этих образов и их проецирование на окружающую нас действительность. Сейчас я пока не могу артикулировать, почему, например, в новой серии я использую те или иные мотивы. Иногда мне бывает сложно выстроить в словесную конструкцию свое видение или ощущение, и тогда просто остается следовать интуиции и одержимости к рабочему материалу и процессу. Но если посмотреть на мои предыдущие работы, где я обращаюсь больше к теме памяти, то вижу связь не только с эстетической составляющей, но и понимаю, почему я пришла к теме восприятия и трансформации изображения в памяти.
– Какая самая важная вещь в вашей студии?
– Стол, компьютер, жесткие диски с материалами, мышка. Электричество, потому что батарейка на моем компьютере умерла, а без мышки я работаю медленнее.
– Какую последнюю выставку вы посетили?
– Луиза Буржуа, «Структуры существования: клетки» в Haus der Kunst (Louise Bourgeois. Structures of Existence: The Cells). Выставка просто замечательная как с точки зрения работ художницы, так и с точки зрения экспозиции, работы с музейным пространством. Единственным минусом являются аннотации к работам.
– Я работаю с различными медиа и техниками: фото, видео, инсталляции, объекты, шелкография, коллажи, нитрофроттаж. В последнее время меня интересует процесс восприятия визуального опыта через призму личной истории: как информация, которую мы получаем с помощью зрения, трансформируется в сознании. Какие образы мы храним и какой редакции они подвергаются в сознании. Какова дальнейшая история этих изображений, воспроизведение этих образов и их проецирование на окружающую нас действительность. Сейчас я пока не могу артикулировать, почему, например, в новой серии я использую те или иные мотивы. Иногда мне бывает сложно выстроить в словесную конструкцию свое видение или ощущение, и тогда просто остается следовать интуиции и одержимости к рабочему материалу и процессу. Но если посмотреть на мои предыдущие работы, где я обращаюсь больше к теме памяти, то вижу связь не только с эстетической составляющей, но и понимаю, почему я пришла к теме восприятия и трансформации изображения в памяти.
– Какая самая важная вещь в вашей студии?
– Стол, компьютер, жесткие диски с материалами, мышка. Электричество, потому что батарейка на моем компьютере умерла, а без мышки я работаю медленнее.
– Какую последнюю выставку вы посетили?
– Луиза Буржуа, «Структуры существования: клетки» в Haus der Kunst (Louise Bourgeois. Structures of Existence: The Cells). Выставка просто замечательная как с точки зрения работ художницы, так и с точки зрения экспозиции, работы с музейным пространством. Единственным минусом являются аннотации к работам.
«Документация пространства»
Это большой фото-проект, состоящий из более чем 1500 фотографий, сделанных мной с помощью бинокля. Бинокль является существенным инструментом концептуального и эстетического основания проекта. Изображение фиксируется в пределах круга, куда помещаются объекты, выхваченные и удаленные из контекста их естественного существования.
Это предоставляет возможность помещать их в любой новый смоделированный зрителем контекст»
Это большой фото-проект, состоящий из более чем 1500 фотографий, сделанных мной с помощью бинокля. Бинокль является существенным инструментом концептуального и эстетического основания проекта. Изображение фиксируется в пределах круга, куда помещаются объекты, выхваченные и удаленные из контекста их естественного существования.
Это предоставляет возможность помещать их в любой новый смоделированный зрителем контекст»
– Художественная работа, которая вдохновила или впечатлила вас больше всего?
– Очень интересно спустя несколько лет возвращаться к работам, которые когда-то произвели на тебя большое впечатление. Одной из первых таких работ было видео Билла Виолы «Посланник» (Bill Viola, The Messenger), которое я посмотрела в 2007 году в музее Родена в Париже. Сейчас, пересмотрев его, понимаю, что с годами и приобретенным визуальным опытом порог впечатляемости становится более изощренным, потому что появляются другие критерии оценки на эмоциональном уровне, на интеллектуальном или техническом. Иногда мне кажется, что в некоторых случаях лучше соприкоснуться с работой только один раз, чтобы уметь сберечь первое впечатление. Из последнего, что я видела, меня впечатлили выставка «Как будто Марка Лики» (As if by Mark Leckey), проект «Библия» Адама Блумберга и Оливера Чанарина (Holly Bible by Adam Bloomberg and Oliver Chanarin) и, пожалуй, видеоработа «Большая усталость» Камиль Анро (Grosse Fatigue by Camille Henrot).
– Что вас раздражает в арт-мире?
– В арт-мире много своих проблем, и это естественно. Меня намного больше раздражают вещи, которые творятся в мире в целом.
– Очень интересно спустя несколько лет возвращаться к работам, которые когда-то произвели на тебя большое впечатление. Одной из первых таких работ было видео Билла Виолы «Посланник» (Bill Viola, The Messenger), которое я посмотрела в 2007 году в музее Родена в Париже. Сейчас, пересмотрев его, понимаю, что с годами и приобретенным визуальным опытом порог впечатляемости становится более изощренным, потому что появляются другие критерии оценки на эмоциональном уровне, на интеллектуальном или техническом. Иногда мне кажется, что в некоторых случаях лучше соприкоснуться с работой только один раз, чтобы уметь сберечь первое впечатление. Из последнего, что я видела, меня впечатлили выставка «Как будто Марка Лики» (As if by Mark Leckey), проект «Библия» Адама Блумберга и Оливера Чанарина (Holly Bible by Adam Bloomberg and Oliver Chanarin) и, пожалуй, видеоработа «Большая усталость» Камиль Анро (Grosse Fatigue by Camille Henrot).
– Что вас раздражает в арт-мире?
– В арт-мире много своих проблем, и это естественно. Меня намного больше раздражают вещи, которые творятся в мире в целом.
– Каким произведением искусства вы бы хотели обладать?
– «Триптих Август 1972» или «Триптих 1983», Фрэнсиса Бэйкона (Tryptych August 1972, Tryptych 1983 by Francis Bacon).
– Над каким следующим проектом вы работаете?
– Сейчас для меня существует только один важный проект, над которым я работаю и планирую работать в будущем, это издание журнала по современному искусству «Алуан». Я очень благодарна, что эту идею поддержал Гете Институт Казахстан, и сейчас идет активная работа над первым номером совместно с приглашенным берлинским куратором и арт-критиком Тибо де Ройтером (Thibaut de Ruyter) и немецким дизайнером Петером Хюбертом (Peter Hubert). Первый номер ожидается осенью 2015 года, и я очень надеюсь, что концепция журнала будет интересной не только для специальной аудитории, но и для людей, которые не так хорошо знакомы с современным искусством.
– Если бы вы могли пойти на ужин с кем угодно, кто бы это был и почему?
– Если бы у меня была возможность пойти на ужин по своему выбору, то я бы хотела пригласить Гайшу Маданову, которой 42 года. Нам, безусловно, было б о чем поговорить.
– «Триптих Август 1972» или «Триптих 1983», Фрэнсиса Бэйкона (Tryptych August 1972, Tryptych 1983 by Francis Bacon).
– Над каким следующим проектом вы работаете?
– Сейчас для меня существует только один важный проект, над которым я работаю и планирую работать в будущем, это издание журнала по современному искусству «Алуан». Я очень благодарна, что эту идею поддержал Гете Институт Казахстан, и сейчас идет активная работа над первым номером совместно с приглашенным берлинским куратором и арт-критиком Тибо де Ройтером (Thibaut de Ruyter) и немецким дизайнером Петером Хюбертом (Peter Hubert). Первый номер ожидается осенью 2015 года, и я очень надеюсь, что концепция журнала будет интересной не только для специальной аудитории, но и для людей, которые не так хорошо знакомы с современным искусством.
– Если бы вы могли пойти на ужин с кем угодно, кто бы это был и почему?
– Если бы у меня была возможность пойти на ужин по своему выбору, то я бы хотела пригласить Гайшу Маданову, которой 42 года. Нам, безусловно, было б о чем поговорить.
«Синдром заученой беспомощности»
«За основу этой серии работ были взяты фотоиллюстрации из публикации «Волшебная Сила Растяжки», изданной в 1990 году. Несмотря на то, что данный комплекс разработан на повышение двигательной активности и снижение эмоционально-психического напряжения, на фотоиллюстрациях люди и их позы выглядят беспомощными, неживыми, обреченными и всякая попытка их «оживить» не имеет успеха и смысла. Эти образы натолкнули меня на феномен открытый в 1967 году американским психологом М. Селигманом – «Синдром заученной беспомощности», который возникает у человека после нескольких неудачных попыток воздействовать на негативные обстоятельства. Согласно исследованиям, беспомощность вызывают не сами по себе неприятные события, а опыт неконтролируемости этих событий. Человек становится беспомощным, от привыкания к тому, что от его активных действий ничего не зависит, происходит отказ от попыток решения задач, решаемых на основе его внутренних ресурсов. Потеря чувства свободы и контроля, неверие в собственные силы и в возможность каких-либо изменений, даже тогда, когда изменяются обстоятельства, в которых человек потерпел эти неудачи. На мой взгляд этот синдром соответствует духу времени в котором мы живем, а так же характерен не только для одного человека, но и охватывает целые сообщества, страны и культуры».
«За основу этой серии работ были взяты фотоиллюстрации из публикации «Волшебная Сила Растяжки», изданной в 1990 году. Несмотря на то, что данный комплекс разработан на повышение двигательной активности и снижение эмоционально-психического напряжения, на фотоиллюстрациях люди и их позы выглядят беспомощными, неживыми, обреченными и всякая попытка их «оживить» не имеет успеха и смысла. Эти образы натолкнули меня на феномен открытый в 1967 году американским психологом М. Селигманом – «Синдром заученной беспомощности», который возникает у человека после нескольких неудачных попыток воздействовать на негативные обстоятельства. Согласно исследованиям, беспомощность вызывают не сами по себе неприятные события, а опыт неконтролируемости этих событий. Человек становится беспомощным, от привыкания к тому, что от его активных действий ничего не зависит, происходит отказ от попыток решения задач, решаемых на основе его внутренних ресурсов. Потеря чувства свободы и контроля, неверие в собственные силы и в возможность каких-либо изменений, даже тогда, когда изменяются обстоятельства, в которых человек потерпел эти неудачи. На мой взгляд этот синдром соответствует духу времени в котором мы живем, а так же характерен не только для одного человека, но и охватывает целые сообщества, страны и культуры».
– Где вы учились или еще учитесь?
– Я училась в Академии искусств им. Т. Жургенова на факультете «Прикладное искусство», затем окончила магистратуру в Высшей школе искусств Вайсензее в Берлине по специальности «дизайн текстиля» (Weißensee Kunsthochschule Berlin, Textil – Flächen design).
– Позиционируете ли вы себя как художник из Казахстана? Насколько география для вас важна?
– Когда меня спрашивают, откуда я родом, я с гордостью отвечаю: «Из Казахстана». Очень многие иностранцы думают, что Казахстан – это Россия. Поэтому я рада рассказать немного своим творчеством о традициях, обычаях и проблемах идентичности культуры казахского народа.
– Автор или текст, который повлиял на вас больше всего?
– Роман Чингиза Айтматова «И дольше века длится день...».
Откуда вы берете идеи для своих работ?
– Идеи приходят по-разному. Думаю, они живут где-то глубоко во мне и развиваются вместе со мной. Очень часто они приходят во время беседы о моих работах или искусстве.
– Я училась в Академии искусств им. Т. Жургенова на факультете «Прикладное искусство», затем окончила магистратуру в Высшей школе искусств Вайсензее в Берлине по специальности «дизайн текстиля» (Weißensee Kunsthochschule Berlin, Textil – Flächen design).
– Позиционируете ли вы себя как художник из Казахстана? Насколько география для вас важна?
– Когда меня спрашивают, откуда я родом, я с гордостью отвечаю: «Из Казахстана». Очень многие иностранцы думают, что Казахстан – это Россия. Поэтому я рада рассказать немного своим творчеством о традициях, обычаях и проблемах идентичности культуры казахского народа.
– Автор или текст, который повлиял на вас больше всего?
– Роман Чингиза Айтматова «И дольше века длится день...».
Откуда вы берете идеи для своих работ?
– Идеи приходят по-разному. Думаю, они живут где-то глубоко во мне и развиваются вместе со мной. Очень часто они приходят во время беседы о моих работах или искусстве.
«Мы думаем, что понимаем все, что приходит из прошлого, все, что происходит вокруг нас,
и все, что касается нас, но мы заблуждаемся»
и все, что касается нас, но мы заблуждаемся»
– О чем ваши работы? Есть ли одна тема, которая особенно актуальна для вас и которую вы исследуете?
– Поехав за границу на учебу в поисках нового, через какое-то время я естественным образом начала сравнивать Германию и Казахстан, и у меня был культурный шок. Качество и образ жизни в Германии я воспринимала как само собой разумеющееся, а казахстанский – критично, хотя до отъезда в Германию все казалось нормальным, как и должно было быть. Все больше и больше я начала обращать внимание на процесс формирования, развития и функционирования традиционной и современной жизни в Казахстане. Соответственно, начала сравнивать современный стиль жизни с далеким традиционным образом жизни наших предков и актуальные проблемы идентичности в Казахстане в эпоху глобализации и стандартизации.
– Какая самая важная вещь в вашей студии?
– у меня нет какой-то особенной вещи в мастерской. Думаю, важна не привязанность к студии или к объекту, а рабочий настрой.
– Какую последнюю выставку вы посетили?
– Выставку немецкой художницы Катарины Гросс (Katharina Grosse) The Smoking Kid в галерее KÖNIG в Берлине.
– Художественная работа, которая вдохновила или впечатлила вас больше всего?
– Сложный вопрос, так как их много, но особо запомнились работы из жира Йосефа Бойса и знаменитая скульптура Родена «Мыслитель». Также меня очень вдохновляют античные скульптуры.
– Поехав за границу на учебу в поисках нового, через какое-то время я естественным образом начала сравнивать Германию и Казахстан, и у меня был культурный шок. Качество и образ жизни в Германии я воспринимала как само собой разумеющееся, а казахстанский – критично, хотя до отъезда в Германию все казалось нормальным, как и должно было быть. Все больше и больше я начала обращать внимание на процесс формирования, развития и функционирования традиционной и современной жизни в Казахстане. Соответственно, начала сравнивать современный стиль жизни с далеким традиционным образом жизни наших предков и актуальные проблемы идентичности в Казахстане в эпоху глобализации и стандартизации.
– Какая самая важная вещь в вашей студии?
– у меня нет какой-то особенной вещи в мастерской. Думаю, важна не привязанность к студии или к объекту, а рабочий настрой.
– Какую последнюю выставку вы посетили?
– Выставку немецкой художницы Катарины Гросс (Katharina Grosse) The Smoking Kid в галерее KÖNIG в Берлине.
– Художественная работа, которая вдохновила или впечатлила вас больше всего?
– Сложный вопрос, так как их много, но особо запомнились работы из жира Йосефа Бойса и знаменитая скульптура Родена «Мыслитель». Также меня очень вдохновляют античные скульптуры.
– Что вас раздражает в арт-мире?
– Везде есть свои минусы и плюсы, поэтому сложно говорить о чем-то конкретно, тем более в арт-мире. Например, у художников появляется все больше возможностей показать свои работы, но очень часто на больших выставках показывают неинтересные, но практичные для продажи вещи.
– Каким произведением искусства вы бы хотели обладать?
– Кусками жира от Йосефа Бойса. Я бы растопила их и сделала плоскую поверхность, напольное покрытие. Возможно, я включу эту идею в новую серию работ. Может быть, Бойсу понравилась бы такая новая жизнь его работ.
– Над каким следующим проектом вы работаете?
– На данный момент работаю над серией «Постномадическая реальность в Казахстане» – что значит время, охватывающее все вокруг нас, проходящее сквозь нас в будущее, которое несет бесконечный поток как положительной, так и негативной информации, вызывающей эмоциональные переживания: надежду, сострадание, неизбежную пустоту. Мы думаем, что понимаем все, что приходит из прошлого, все, что происходит вокруг нас, и все, что касается нас, но мы заблуждаемся. Также меня очень интересует история Гулага.
– Если бы вы могли пойти на ужин с кем угодно, кто бы это был и почему?
– Если было возможно, то это была бы встреча с моими дедушками.
– Везде есть свои минусы и плюсы, поэтому сложно говорить о чем-то конкретно, тем более в арт-мире. Например, у художников появляется все больше возможностей показать свои работы, но очень часто на больших выставках показывают неинтересные, но практичные для продажи вещи.
– Каким произведением искусства вы бы хотели обладать?
– Кусками жира от Йосефа Бойса. Я бы растопила их и сделала плоскую поверхность, напольное покрытие. Возможно, я включу эту идею в новую серию работ. Может быть, Бойсу понравилась бы такая новая жизнь его работ.
– Над каким следующим проектом вы работаете?
– На данный момент работаю над серией «Постномадическая реальность в Казахстане» – что значит время, охватывающее все вокруг нас, проходящее сквозь нас в будущее, которое несет бесконечный поток как положительной, так и негативной информации, вызывающей эмоциональные переживания: надежду, сострадание, неизбежную пустоту. Мы думаем, что понимаем все, что приходит из прошлого, все, что происходит вокруг нас, и все, что касается нас, но мы заблуждаемся. Также меня очень интересует история Гулага.
– Если бы вы могли пойти на ужин с кем угодно, кто бы это был и почему?
– Если было возможно, то это была бы встреча с моими дедушками.
"Global Society", 2013
«Я стараюсь делать портреты
с маской во всех частях света, куда проникла глобализация и где все стандартизировано.
Я представила весь мир в одном лице и пришла в ужас. Поэтому пытаюсь вообразить это видение с помощью портретов разных личностей, разных национальностей в одном лице, а самое главное достучатся до людей, чтобы все почувствовали его как я.
И я начала делать слепки своего лица. И стала смотреть на себя со стороны, как на одну из множества серых...»
«Я стараюсь делать портреты
с маской во всех частях света, куда проникла глобализация и где все стандартизировано.
Я представила весь мир в одном лице и пришла в ужас. Поэтому пытаюсь вообразить это видение с помощью портретов разных личностей, разных национальностей в одном лице, а самое главное достучатся до людей, чтобы все почувствовали его как я.
И я начала делать слепки своего лица. И стала смотреть на себя со стороны, как на одну из множества серых...»
– Где вы учились или еще учитесь?
– Закончил Норвежскую национальную академию изящных искусств. С тех пор живу в Осло.
– Позиционируете ли вы себя как художник из Казахстана? Насколько география для вас важна?
– Если говорить о намеренном конструировании некоего имиджа, то, конечно, нет. Другое дело, что многое от меня не зависит. Непроизносимое для местного населения имя и другие вещи, несмотря на то что сцена тут доброжелательна и довольно разношерстна в плане происхождения и идентичностей, скорее всего, порождают какие-то стереотипы.
Если говорить о творчестве, то затрагивать вопросы, которые бы эксклюзивно соотносились с казахстанским или постсоветским контекстом, сложно. В основном потому, что возможности выставляться в Казахстане и встретиться со зрителем, знакомым с данным контекстом, что для меня крайне важно, почти нет. Поэтому в некоторой степени производить работы, на которые бы ставился лейбл «казахстанское», для меня этически проблематично. С другой стороны, своеобразная общественная и политическая система постсоветского пространства кажется мне как минимум экстремумом (а не исключением) разных процессов, происходящих в мире. Жизненный опыт, полученный в Казахстане, несомненно является огромным ресурсом для их понимания. Творчество мое строится по принципу «от частного – к общему» и, как мне хочется верить, становится в некой мере релевантным для всех стран.
– Закончил Норвежскую национальную академию изящных искусств. С тех пор живу в Осло.
– Позиционируете ли вы себя как художник из Казахстана? Насколько география для вас важна?
– Если говорить о намеренном конструировании некоего имиджа, то, конечно, нет. Другое дело, что многое от меня не зависит. Непроизносимое для местного населения имя и другие вещи, несмотря на то что сцена тут доброжелательна и довольно разношерстна в плане происхождения и идентичностей, скорее всего, порождают какие-то стереотипы.
Если говорить о творчестве, то затрагивать вопросы, которые бы эксклюзивно соотносились с казахстанским или постсоветским контекстом, сложно. В основном потому, что возможности выставляться в Казахстане и встретиться со зрителем, знакомым с данным контекстом, что для меня крайне важно, почти нет. Поэтому в некоторой степени производить работы, на которые бы ставился лейбл «казахстанское», для меня этически проблематично. С другой стороны, своеобразная общественная и политическая система постсоветского пространства кажется мне как минимум экстремумом (а не исключением) разных процессов, происходящих в мире. Жизненный опыт, полученный в Казахстане, несомненно является огромным ресурсом для их понимания. Творчество мое строится по принципу «от частного – к общему» и, как мне хочется верить, становится в некой мере релевантным для всех стран.
«Творчество мое строится по принципу «от частного – к общему» и, как мне хочется верить, становится в некой мере релевантным для всех стран»
Аян Тлеубек
– Автор или текст, который повлиял на вас больше всего?
– Переход от репортерской фотографии к искусству произошел для меня после прочтения книги «Фотография как современное искусство» Шарлотт Коттон. Она дала мне, в то время не знакомым с Дюшаном, смутное понимание современности и актуальности представленных там произведений.
Также ярчайшее впечатление на меня произвел короткий текст «Что значит делать искусство политически» Хиршхорна, который я часто перечитываю и всем советую. Он дает пищу для размышлений о статусе своей профессии и совершенно невероятным образом вдохновляет и воодушевляет своей поэтикой.
– Откуда вы берете идеи для своих работ?
– Они сами появляются. На самом деле понять процесс мне самому очень сложно. Думаю, что когда процесс станет окончательно ясным, то все это надоест.
–О чем ваши работы? Есть ли одна тема, которая особенно актуальна для вас и которую вы исследуете?
– Меня интересует область, где технология встречается с идеологией. Например, недавно в городе я увидел плакат, на котором был текст: «Сможет ли дизайн спасти сто тысяч жизней в Африке? Конечно же да!». Существует некий консенсус по тому, что, например, гаджеты улучшают нашу продуктивность, энергосберегающие лампы снижают выбросы диоксида углерода, социальные сети развивают гражданское общество, солнечные печи искореняют голод в странах Африки и т. п. Такие решения отвлекают от фундаментальных вопросов. Технологии сегодня в невероятной мере меняют нашу действительность и во многом определяют степень нашей свободы, и попробовать осмыслить наши с ними отношения мне интереснее всего.
– Переход от репортерской фотографии к искусству произошел для меня после прочтения книги «Фотография как современное искусство» Шарлотт Коттон. Она дала мне, в то время не знакомым с Дюшаном, смутное понимание современности и актуальности представленных там произведений.
Также ярчайшее впечатление на меня произвел короткий текст «Что значит делать искусство политически» Хиршхорна, который я часто перечитываю и всем советую. Он дает пищу для размышлений о статусе своей профессии и совершенно невероятным образом вдохновляет и воодушевляет своей поэтикой.
– Откуда вы берете идеи для своих работ?
– Они сами появляются. На самом деле понять процесс мне самому очень сложно. Думаю, что когда процесс станет окончательно ясным, то все это надоест.
–О чем ваши работы? Есть ли одна тема, которая особенно актуальна для вас и которую вы исследуете?
– Меня интересует область, где технология встречается с идеологией. Например, недавно в городе я увидел плакат, на котором был текст: «Сможет ли дизайн спасти сто тысяч жизней в Африке? Конечно же да!». Существует некий консенсус по тому, что, например, гаджеты улучшают нашу продуктивность, энергосберегающие лампы снижают выбросы диоксида углерода, социальные сети развивают гражданское общество, солнечные печи искореняют голод в странах Африки и т. п. Такие решения отвлекают от фундаментальных вопросов. Технологии сегодня в невероятной мере меняют нашу действительность и во многом определяют степень нашей свободы, и попробовать осмыслить наши с ними отношения мне интереснее всего.
– Какая самая важная вещь в вашей студии?
– Студии в традиционном смысле у меня нет. У меня есть рабочий стол в artist-run space, которое мы движем с коллегами. 99% работы делается за компьютером, поэтому, пожалуй, он и является самым важным предметом. Работать в такой неформальной галерее мне нравится, потому что многие знакомые и коллеги часто захаживают поговорить по поводу и без повода. Такая обстановка зарождает почву для интересных разговоров и обмена.
– Какую последнюю выставку вы посетили?
– Из последних масштабных выставок больше всего понравилась No Country for Young Men – выставка греческих художников в брюссельском Бозаре прошлым летом. Помимо множества трогательных работ там восхитительным и тончайшим образом была выстроена экспозиция. Мне кажется, что, к сожалению, актуальность представленных там работ сохранится еще на долгие годы.
– Художественная работа, которая вдохновила или впечатлила вас больше всего?
– Почти все работы Франсиса Алиса, особенно «Когда вера сдвигает горы». Абсурдность, некая поэтика обреченности, но в то же время надежда в его работах и то, как в них переплетается личное с общественным, мне очень близки.
– Что вас раздражает в арт-мире?
– Ничего настолько, что побудило бы меня отказаться работать.
– Каким произведением искусства вы бы хотели обладать?
– Никаким. Но хотелось бы, чтобы работы Джеффа Уолла находились в постоянной экспозиции какого-нибудь местного музея, чтобы их можно было часто видеть.
– Над каким следующим проектом вы работаете?
– Сейчас работаю над видеоинсталляцией. В ее основе лежит монолог человека, который стал жить в Сети, буквально его сознание поместили в сервер в форме программы. Рей Курцвайл, один из главных пропонентов трансгуманизма, предсказывает, что такое скоро станет возможным. Помимо того что там я затрагиваю вопрос об отношении к своему телу, в моем понимании это фантастика в классическом смысле, она обращена к состоянию современности через призму будущего.
– Студии в традиционном смысле у меня нет. У меня есть рабочий стол в artist-run space, которое мы движем с коллегами. 99% работы делается за компьютером, поэтому, пожалуй, он и является самым важным предметом. Работать в такой неформальной галерее мне нравится, потому что многие знакомые и коллеги часто захаживают поговорить по поводу и без повода. Такая обстановка зарождает почву для интересных разговоров и обмена.
– Какую последнюю выставку вы посетили?
– Из последних масштабных выставок больше всего понравилась No Country for Young Men – выставка греческих художников в брюссельском Бозаре прошлым летом. Помимо множества трогательных работ там восхитительным и тончайшим образом была выстроена экспозиция. Мне кажется, что, к сожалению, актуальность представленных там работ сохранится еще на долгие годы.
– Художественная работа, которая вдохновила или впечатлила вас больше всего?
– Почти все работы Франсиса Алиса, особенно «Когда вера сдвигает горы». Абсурдность, некая поэтика обреченности, но в то же время надежда в его работах и то, как в них переплетается личное с общественным, мне очень близки.
– Что вас раздражает в арт-мире?
– Ничего настолько, что побудило бы меня отказаться работать.
– Каким произведением искусства вы бы хотели обладать?
– Никаким. Но хотелось бы, чтобы работы Джеффа Уолла находились в постоянной экспозиции какого-нибудь местного музея, чтобы их можно было часто видеть.
– Над каким следующим проектом вы работаете?
– Сейчас работаю над видеоинсталляцией. В ее основе лежит монолог человека, который стал жить в Сети, буквально его сознание поместили в сервер в форме программы. Рей Курцвайл, один из главных пропонентов трансгуманизма, предсказывает, что такое скоро станет возможным. Помимо того что там я затрагиваю вопрос об отношении к своему телу, в моем понимании это фантастика в классическом смысле, она обращена к состоянию современности через призму будущего.
«Технологии сегодня в невероятной мере меняют нашу действительность и во многом определяют степень нашей свободы, и попробовать осмыслить наши с ними отношения мне интереснее всего»
There is No Answer, 2012
«Как и в случае растений, животных и других организмов, взаимодействующих между собой и составляющих биосферу, — компьютеры, телевизоры и плеяда других электрических приборов соединены друг с другом безмерным количеством кабелей или через беспроводные порты и, таким образом, представляют аналогию природе. Следуя обывательскому представлению философии Спинозы, в котором бог идентифицируется с природой, мы также можем представить бога, свойственного природе технологической. Связь с богом обычно односторонняя — как правило ответа на молитвы не приходит.
There is No Answer — интерактивная работа, зрителям которой предлагается отправить имейл, на который, как и в случае молитвы, ответа не придет. Сообщение будет потеряно в киберпространстве. В то же время высказанная исповедь несет в себе терапевтическую функию» É
«Как и в случае растений, животных и других организмов, взаимодействующих между собой и составляющих биосферу, — компьютеры, телевизоры и плеяда других электрических приборов соединены друг с другом безмерным количеством кабелей или через беспроводные порты и, таким образом, представляют аналогию природе. Следуя обывательскому представлению философии Спинозы, в котором бог идентифицируется с природой, мы также можем представить бога, свойственного природе технологической. Связь с богом обычно односторонняя — как правило ответа на молитвы не приходит.
There is No Answer — интерактивная работа, зрителям которой предлагается отправить имейл, на который, как и в случае молитвы, ответа не придет. Сообщение будет потеряно в киберпространстве. В то же время высказанная исповедь несет в себе терапевтическую функию» É
Interview: Étage Group
Date: September 2016
Date: September 2016